Рейх Яків Самуелович: відмінності між версіями
| [перевірена версія] | [перевірена версія] |
Вилучено вміст Додано вміст
Ejensyd (обговорення | внесок) Немає опису редагування |
Ejensyd (обговорення | внесок) Немає опису редагування |
||
Рядок 3:
{{Особа}}
'''Рейх Яків Самуелович''' ({{ДН|23|5|1886}} [[Львів]], [[Австро-Угорщина]] — {{ДС|||1956}} [[США]]) — один із керівних діячів [[Комінтерн]]у в [[Російська Соціалістична Федеративна Радянська Республіка (1917—1922)|Радянській Росії]] та у [[Західна Європа|Західній Європі]] у 1919—1925 роках. Не був членом жодної партії.
== Життєпис ==
<!--
Я.С. РЕЙХ родился 23 мая 1886 года в городе Лемберге (ныне Львов), входившем в состав Австро-Венгерской империи. Еще в начальной школе он примкнул к нелегальной Польской социалистической организации «Промиен» («Луч»), а затем входил в группу «Зъедночение» («Объединение»), Судя по всему, обе группы не имели четкой политической ориентации.
В возрасте девятнадцати лет Рейх перебрался в Варшаву (то есть из Австро-Венгрии — в Российскую Империю), где примкнул к местным анархистам. Он активно участвует в работе нелегальной типографии и становится членом боевой организации («БО»), участвует в покушении на Варшавского губернатора. Возможно, он же являлся изготовителем бомб, которые применялись при этом покушении. Несколько участников покушения были повешены, сам же Рейх в 1906 году через Германию эмигрирует в Швейцарию. Здесь он работает в качестве химика, проводит
эксперименты, очевидно, всерьез надеясь продолжить свою «бомбистскую» карьеру. Однако когда становится очевидным, что революция 1905 года
в России потерпела поражение, Рейх меняет профессию и занимается изучением педагогики, сотрудничая в различных социалистических газетах и журналах Швейцарии и Австро-Венгрии.
В Цюрихе он вступает в социал-демократическую партию Швейцарии и самым тесным образом сближается с русскими большевиками.
В начале первой мировой войны Рейх оказывается в рядах австро-венгерской армии, однако служит недолго. Его комиссуют по болезни сердца, и он вновь оказывается в Цюрихе. По непонятным причинам он изменяет имя и фамилию на Джеймс Гордон и, работая учителем в одной из цюрихских школ, активно включается в антивоенное движение, центром которого, как известно, являлась Швейцария — самое надежное убежище для эмигрантов и дезертиров со всей Европы. И, следует добавить, авантюристов всех мастей, особенно финансовых. Рейх пишет статьи против войны, работает в Социалистическом интернаци
150 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
онале молодежи. Его ближайшие друзья в этот период — русские и польские эмигранты, среди которых Зиновьев, Бухарин и Радек. Последний, кстати говоря, также родился в Львове.
После создания советского представительства в Швейцарии, Рейха приглашают в него на работу. Он становится сотрудником пресс-бюро миссии и вместе с Николаем Замятиным руководит изданием информационного бюллетеня «Русские известия» (на немецком и французском языках). Кроме того, он руководит издательством «Промахос», которое выпускает в Белке работы Ленина, Троцкого, Радека на немецком языке.
В ноябре 1918 года, после того как в Швейцарии происходят крупные беспорядки, советскую миссию высылают из страны. Таким образом, в начале февраля 1919 года Рейх оказывается в Москве. Первое время он работает в Наркомате иностранных дел у Чичерина, а затем Свердлов забирает его в Иностранный отдел ЦК РКП(б) (оставшийся без руководства после отъезда Карла Радека в Германию).
В период создания III Интернационала Рейха включают в «тройку» практических организаторов его Конгресса. На самом Конгрессе Томаса избирают членом Бюро Коминтерна, таким образом, он сразу же становится одним из главных руководителей этой организации. Когда в сентябре 1919 года Исполком принимает решение о создании своего Западно-Европейского бюро в Берлине, то вполне естественно, что именно на Рейха, как человека, знакомого с условиями жизни за границей, занимавшегося издательской деятельностью и журналистикой, а кроме того, известного своим «бомбистским» прошлым, пал выбор возглавить Западноевропейское бюро в Берлине, а также стать представителем ЦК РКП(б) в компартии Германии. Сам Рейх позднее утверждал, что это решение состоялось по инициативе самого Ленина. Вот как сам Рейх в своих воспоминаниях «На заре Коминтерна», опубликованных в журнале «Социалистический вестник» в 1964 году, описывает это назначение:
«Именно в это время меня как-то ночью вызвал к себе Ленин, — и с места в карьер: Вы должны ехать в Германию... Ставить работу Коминтерна надо именно на Западе, — и, прежде всего, в Германии. А там без опытных старых подпольщиков не поставить. Их надо высылать из Москвы.
Инструкции Ленина были кратки: «Возьмите как можно больше денег, присылайте отчеты и, если можно, газеты, а вообще
Глава 7. Невидимая часть Коминтерновского айсберга 151
делайте, что покажет обстановка. Только делайте!» Сразу же написал соответствующие записки: Ганецкому, Дзержинскому... Ганецкий в это время заведовал партийной кассой, — не официальной, которой распоряжался ЦК партии, и не правительственной, которой ведали соответствующие инстанции, а секретной партийной кассой, которая была в личном распоряжении Ленина и которой он распоряжался единолично, по своему усмотрению, ни перед кем не отчитываясь. Ганецкий был человеком, которому Ленин передоверил технику хранения этой кассы...
Я знал Ганецкого уже много лет, и он меня принял, как старого знакомого товарища. Выдал 1 миллион рублей в валюте, — немецкой и шведской. Затем он повел меня в кладовую секретной партийной кассы... Повсюду золото и драгоценности: драгоценные камни, вынутые из оправы, лежали кучками на полках, кто-то явно пытался сортировать, и бросил. В ящике около входа полно колец. В других золотая оправа, из которой уже вынуты камни. Ганецкий обвел фонарем вокруг и, улыбаясь, говорит: «выбирайте!». Потом он объяснил, что это все драгоценности, отобранные
ЧК у частных лиц, — по указанию Ленина, Дзержинский их сдал сюда на секретные нужды партии. «Все это — добыто капиталистами путем ограбления народа, — теперь должно быть употреблено на дело экспроприации экспроприаторов», — так будто бы сказал Ленин.
Мне было очень неловко отбирать: как производить оценку? Ведь я в камнях ничего не понимаю. «А я, думается, понимаю больше? — ответил Ганецкий. — Сюда попадают только те, кому Ильич доверяет. Отбирайте на глаз, — сколько считаете нужным. Ильич написал, чтобы Вы взяли побольше» ...Я стал накладывать, — и Ганецкий все приговаривал: берите побольше, — и советовал в Германии продавать не сразу, а по мере потребности. И действительно, я продавал их потом в течение ряда лет... Наложил полный чемодан камнями, — золото не брал: громоздко.
Никакой расписки на камни у меня не спрашивали, — на валюту, конечно, расписку я выдал ...»
Таким образом, в конце 1919 года Яков Рейх появляется в Берлине. Как вспоминает один из его сотрудников немецкий коммунист Карл Ретцлав, это был «среднего роста, полнеющий человек, всегда гладко выбритый, темноволосый, на вид около сорока лет. Он носил очки в тонкой золотой оправе и одевался с не бросающейся в глаза элегантностью». Даже самым близким
152 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
сотрудникам он был известен лишь под одним из своих псевдонимов, самым популярным из которых был «Товарищ Томас». В созданном им Западноевропейском бюро работают особо доверенные люди, среди них все высшее руководство компартии Германии — Пауль Леви, Август Тальгеймер, Герман Реммеле, Вилли Мюнценберг. Постоянными сотрудниками являются секретарь бюро (она же по совместительству вторая жена Рейха) Рут Йенсен, известная также под фамилией Остеррайх, коминтерновский псевдоним Рут Гебхардт, а также кассир бюро немецкий художник Эдуард Фукс. В работе бюро принимали участие и другие деятели, прибывшие из России, стран Восточной Европы, а также немцы. Среди них были Елена Стасова, Август Гуральский и его жена Лидия Рабинович (Кете Поль), Софья Осинская-Уншлихт, Юлиана Брун, руководитель нелегального аппарата компартии Карл Ретцлав, Феликс Вольф, немцы Франке и Арнольд, осуществлявший связь с Францией Марсель Голденберг (Оливье) и другие.
Томас привез с собой в Германию огромные средства. Его бюро в начале 20-х годов являлось главной из подпольных касс Коминтерна. Так, в феврале 1921 года Томас привез в Германию 25 млн. немецких марок, драгоценностей на сумму 37 млн. немецких марок (тогда один золотой рубль стоил больше 40 марок). Деньги предназначались для планировавшегося весной 1921 года пролетарского восстания в Германии, однако мартовские бои окончились для компартии неудачно — Рейхсвер и полиция без труда разгромили рабочих. Всего только за 1921 год через Западноевропейское бюро прошло более 122 млн. марок, что составляло 3 млн. рублей золотом.
Из России с дипломатической почтой Рейху шла не только валюта, но и разного рода драгоценности, В расходных книгах бюджетной комиссии Коминтерна они фиксировались в своем натуральном выражении, так как настоящую цену можно было узнать только в Европе.
Куда же шли деньги? Из составленного Рейхом списка выплат с 1 августа по 25 октября 1921 года:
«Люксембургской партии — 11 тысяч франков; во Францию — 904 тысячи марок; Коммунистическому интернационалу молодежи
— 1,4 млн. марок; на содержание аппарата Комитетов помощи голодающим в России — 130 тысяч марок, германским коммунистам — 11681 тысяча марок, на поездку Клары Цеткин в
Глава 7. Невидимая часть Коминтерновского айсберга 153
Италию — 21 тысячу марок». А в целом, по признанию самого Томаса, в 1921 году им было выдано 122 млн. марок. Из Москвы шла не только валюта, но и бриллианты, коллекции произведений искусства и нумизматики. Реализовать их было отнюдь не просто. Так, Рейх долго не мог продать собрание серебряных монет — берлинские антиквары не брались определить подлинную стоимость. Для прокручивания денег и спасения
их от инфляции Рейх использовал немецкую фирму Остзеехандельсгезельшафт, руководитель которой — Станиславус Шойнман — был одним из его доверенных людей. Так как самому ездить за деньгами и драгоценностями в Россию было довольно обременительно, доставка их осуществлялась курьером Наркоминдела Альбертом Сливкиным.
Одной из главных статей расхода было издание пропагандистской литературы на немецком языке. Для этих целей Рейх купил гамбургское издательство «Карл Хойм». Под вывеской этого издательства по всей Германии распространялась коммунистическая литература. Одновременно книжные магазины служили партийными явками.
С мая 1921 года вести издательские дела Томасу помогала Елена Стасова, работавшая в Берлине под псевдонимом Герта Штурм. Она прибыла в Германию с паспортом на имя Лидии Константиновны Лепицкой. Для получения постоянного вида на жительство в Германии Стасовой пришлось оформить фиктивный брак с немецким коммунистом Эрнстом Вильгельмом.
Пропагандистские материалы, издававшиеся Рейхом в Германии, стоили недорого, однако дотации на них обходились бюджетной комиссии Коминтерна в копеечку. В 1921 году на них было потрачено 10 млн. марок. Кроме издательской работы, деньги использовались для создания оперативной связи между секциям Коминтерна и Москвой.
Прежде всего, Рейх установил связь с созданным одновременно Амстердамским бюро Коминтерна, во главе которого стоял доверенный человек Ленина Себальд Юстус Рутгере. Была налажена курьерская связь со скандинавскими странами, Австрией, Балканами, Францией, Англией, Италией и Швейцарией. В апреле 1920 года значение Западноевропейского бюро ИККИ еще более возросло в связи с тем, что к нему перешли функции распущенного за строптивость Амстердамского бюро. Уже 30 декабря 1919 года секретарь Исполкома Коминтерна Виктор Кингисепп
154 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
сообщал председателю Коминтерна Зиновьеву: «Рейху удалось наладить работу двух бюро: легального и нелегального. Создана курьерская служба с Голландией, Скандинавией, Австрией и Балканами, а через Швейцарию — с Францией, Англией и Италией».
Рейх организовывал также контакты между собой и представителями различных коммунистических партий Западной Европы. Он собрал нелегальную конференцию коммунистов во Франкфурте-на-Майне, на которой присутствовали Клара Цеткин от Германии, Мечислав Вронский от ИККИ и Польши, Валериу Марку от Румынии, Карл Франк от Австрии, Сильвия Панкхерст от Великобритании и др.
Деньги также шли на подкуп различных полицейских чинов, аренду транспорта, в том числе самолетов, приобретение конспиративных квартир, закупку и переправку в Москву новинок литературы, секретарш, владеющих немецким языком, и даже на «всякие вкусные веши», как писал сам Рейх в письме от 19 августа 1920 года. В его распоряжении постоянно находились два самолета. На одном из них в конце 1919 года в Москву был тайно доставлен бывший турецкий военный министр Энвер-паша, на которого Москва делала серьезную ставку, намереваясь использовать
его против англичан в странах Азии.
Очень много времени отнимало у Рейха участие в перманентной борьбе различных фракций и групп, ведущейся в компартии Германии. Он регулярно отсылал в Москву донесения на эту тему. В Москве его донесения служили основой для кадровых перестановок.
Во время II конгресса Коминтерна в июле 1920 года Карл Радек, в то время секретарь Исполкома Коминтерна, непонятно из каких соображений, показал лидеру компартии Германии Паулю Леви несколько из таких докладов Рейха, содержащих в себе большое количество критики «слабой работы ЦК КПГ» и преобладавших в нем «антирусских» настроений. Как пишет сам Рейх, «Радек не мог не понимать, что Леви не станет мои отзывы держать в секрете от немецкого ЦК, которое я называл в лучшем случае собранием провинциальных учителей и секретарей». Произошел скандал. Руководство КПГ обвинило Рейха в «чекистских» методах партийной работы и потребовало отозвать его из Германии. В ответ Малое бюро Коминтерна писало немецким «соратникам»: «Товарищ Томас» сидит на всех заседаниях ЦК КПГ не как его член, а как представитель Москвы, и будет си
Глава 7. Невидимая часть Коминтерновского айсберга 155
деть и писать, что хочет, пока Москва его не отзовет». Позднее Радеку пришлось специально упрашивать Клару Цеткин взять под свою защиту Рейха.
Эхом этого скандала явилось решение ИККИ от восьмого августа 1920 года о роспуске зарубежных бюро Коминтерна, принятое под давлением зарубежных компартий. Сообщая немецким коммунистам на заседании ЦК КПГ об этом решении, Рейх предостерег немецких коммунистов от «иллюзий», что им удастся взять все его функции в свои руки. В ответ на это первого октября ЦК КПГ отправил в Москву письмо с новыми обвинениями против Рейха, главным из которых было то, что «он создал настолько законспирированный и неповоротливый аппарат в Берлине, что не может быть и речи о поддержке им германского движения». В ответ на это Рейх обратился к Зиновьеву с просьбой аннулировать его мандат, что никак не устраивало руководителя Коминтерна.
Для урегулирования конфликта германской компартии была вновь переведена кругленькая сумма, и уже 7 октября 1920 года Рейх сообщал Зиновьеву, что «посылка денег... резко изменила настроение ЦК».
Рейх вспоминал позднее: «... все настояния немцев были отклонены и... мои полномочия фактически расширены... Мое поведение полностью одобрено...» Для успокоения ЦК КПГ им разрешили писать собственные, самостоятельные отчеты в Москву об их деятельности. Как заметил сам Рейх, «ЦК немцев по существу бунтовать не мог: материально он целиком зависел от Москвы. Дело было именно в этой зависимости».
Не случайно, когда в 1921 году Пауль Леви, а в конце 20-х годов Генрих Брандлер и Август Тальгеймер порвали с компартией и создали свои оппозиционные группы, главным требованием они ставили прекращение финансовых дотаций из Москвы, создание условий для «самоокупаемости» компартий. Естественно, и в начале, и уж тем более в конце двадцатых годов это требование было совершенно неприемлемо для руководства Коминтерна, которое рассматривало денежные субсидии в качестве главного орудия своего воздействия на определение политического курса своих секций.
В оправдание Москва выдвигала свой тезис о том, что, пока русские большевики были в подполье, европейские и американские социал-демократы оказывали им большую поддержку и что, «короче говоря, какие могут быть счеты между своими?».
156 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
После окончания гражданской войны в России встал вопрос о разграничении функций между Наркоминделом и Коминтерном. Этот вопрос неоднократно обсуждался на Политбюро ЦК РКП(б). 25 августа 1921 года была создана специальная комиссия под руководством Зиновьева и Чичерина. В ее работе активное участие принимал и Осип Пятницкий. 19 ноября комиссией было принято решение о недопустимости использования дипломатических каналов для финансирования зарубежных компартий и революционных профсоюзных организаций.
В преддверии этого решения уже в июле 1921 года Политбюро ЦК РКП(б) создает секретный Франкфуртский фонд в размере 50 млн. марок. Общий контроль за его расходованием был поручен комиссии в составе Ленина, Троцкого и Зиновьева. Фактически деньгами распоряжался один председатель Исполкома Коминтерна Г. Зиновьев. О. Пятницкий в качестве руководителя Бюджетной комиссии Коминтерна добился от Зиновьева
официальной расписки, копия которой сохранилась в архиве Коминтерна: «50 млн. марок депонированы на условии, что о них будут знать Джеймс (Томас) и Стасова. Я буду давать указания об их выдаче согласно решениям Малого Бюро Исполкома Коминтерна». 19 августа Рейх подтвердил получение этих денег в Германии, но потом почти год, ссылаясь на конспиративный характер своей работы, уклонялся от представления отчетных документов об их расходовании.
Порядок был установлен такой: каждая компартия предоставляла смету с подробными аргументацией и доказательствами, для чего точно нужны деньги и сколько. Затем они проверялись специалистами-экспертами и препровождались в Москву, в Коминтерн. Там и определялись размеры нужных дотаций, составлялась общая смета, которая и передавалась в русский ЦК. «Фактически решал последний», — резюмирует «товарищ Томас».
Рейх пишет:
«Практически размеры дотаций отдельным странам были, конечно, весьма различны. Больше всего получали немцы. Самая большая дотация им на моей памяти была в 7 млн. золотых марок в год, — это было в период подготовки восстания 1923 года. Остальным странам перепадало, конечно, много меньше, — но и им шли многие десятки и сотни тысяч. Правда, значительную часть давали литературой, которую Коминтерн печатал сам и выдавал натурой. Печатали ее частью в России (под крылышком Зиновь
Глава 7. Невидимая часть Коминтерновского айсберга 157
ева, в Ленинграде), частью под наблюдением нашего Западноевропейского бюро (или в Гамбурге, или в Вене, где осела влиятельная Венгерская группа). На этой почве было много трений. Секциям не нравилась литература, которую производили в центрах, отказывались брать, так как эту литературу засчитывали в счет дотаций, требовали выдачи деньгами и права печатания литературы по своему выбору... Только редко им удавалось добиться своего. Сила была не у них... Решать все эти споры приходилось обычно мне, — конечно, в рамках инструкций, которые я имел из Москвы. Часто бывало, что Москва давала указание выдать таким-то и таким-то, а я, проверив, сокращал или совсем не давал. Но бывало и иначе: Москва порою надает обещаний, а потом мне пишет, чтобы я под тем или иным предлогом не давал: обещали-де, чтобы отвязаться...»
Создание Франкфуртского фонда было началом конца блестящей карьеры Якова Рейха. Дело в том, что уже и раньше в Москве замечали за ним небрежности в деле расходования полученных средств, а так как не один «товарищ Томас» грешил по этой части, то по личному распоряжению Ленина в Коминтерне появился человек, призванный навести порядок в этой сфере — Осип Пятницкий.
В своих воспоминаниях руководитель палестинских коммунистов И. Бергер писал: «Он отличался строго формальным отношением ко всем сотрудникам, причем настаивал на скрупулезном выполнении решений, на безусловной дисциплине».
С приходом Пятницкого закончились хаос и неразбериха, творимые нечистоплотными карьеристами от мировой революции в делах Коминтерна. Острым чутьем старого подпольщика и конспиратора Пятницкий сразу вычислил, где главная прореха, в которую утекают коминтерновские средства. Практически сразу же после того, как по поручению ИККИ он возглавил Бюджетную комиссию, Пятницкий начал тщательное расследование деятельности Западноевропейского бюро. Сам Томас впоследствии так описал произошедшее позднее событие:
«От неприятностей в связи с секретным фондом мне уйти все же не удалось, какие меры предосторожности я ни принимал. Самые большие мои неприятности были в связи с финансовой катастрофой Германии в 1923 году. Положение осложнялось и потому, что в этот момент примешались споры партийно-полити-
158 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ческие, а с другой стороны в Москве на эти дела посадили Пятницкого (в 1922 году). Крестинский мне говорил, что Пятницкий вообще невозможный человек и что с ним никто не может сработаться. Очевидно, именно поэтому его и направили в Коминтерн, на самый щекотливый пост: ведать финансами. Здесь приходилось иметь дело с массой самых разнообразных людей и потому было особенно необходимо уметь уживаться. Других причин для такого назначения не было. У меня трения с ним начались очень скоро. Существо их сводилось к следующему: я привык все делать на свой риск, считаясь с обстановкой, — а уж потом отчитывался перед Москвою. Пятницкий начал требовать, чтобы я обо всем запрашивал Москву предварительно. Я отказался, — и победил в этом вопросе. Тогда Пятницкий поднял вопрос денежный: опротестовал выдачу,
которую я произвел на дела польских коммунистов. Пятницкий
и в этом вопросе потерпел неудачу.
Тогда он поднял вопрос о неправильности моего управления
фондом со стороны финансовой: я получил фонд в немецкой валюте,
она скоро начала падать. Часть я поспешил перевести в
другие валюты, — но только часть. Остальное оставил в марках,
рассчитывая, что падение не будет так велико и что марка позднее
выровнится. Пятницкий подсчитал, сколько было бы спасено, если
б я все сразу перевел в доллары. Получилась, конечно, огромная
цифра. Я доказывал, что никто не мог предвидеть того, что произошло.
Была создана особая комиссия, — сначала в Москве: Бухарин,
Радек, Клара Цеткин, Реммеле, Литвинов, Костшева (полька).
Потом перенесли дело в Берлин, где во главе комиссии был поставлен
Крестинский. Было заседание. Пили чай, — потом разговоры.
Я рассказал, как за два с половиной месяца обменял 25
млн. марок, — и почему не мог обменять все сразу. Чувствовал,
что Крестинский чем-то неудовлетворен, но не понимал, в чем
дело. В конце, когда остались одни, Крестинский сказал: «Дело
можно кончить скоро. Ясно, что Вы правы. Государственный Банк
тоже не предвидел. Но — это между нами. Для официального
решения необходимо, чтобы Вы заявили, что имели секретные
указания Зиновьева».
Я понял, что вокруг дела идет нездоровая интрига. Никаких
симпатий к Зиновьеву у меня не было, но свалить ответственность
на него я не считал возможным: не хотел войти в интригу. Тогда
дело было снова перенесено в Москву. ЦК решил против Пятниц-
Глава 7, Невидимая часть Коминтерновскоео айсберга 159
кого, но недостаточно определенно, я подал в отставку. Ее не
приняли, но на этот раз удовлетворили мое требование о назначении
особого уполномоченного для заведования фондом. Им
выбрали Стасову, которую я предлагал еще в 1921 году. Пятницкий
остался в Коминтерне, но я отказался сноситься с ним. Опять
обсуждали вопрос в ЦК и признали мое поведение недопустимым.
Тем не менее, я сноситься с ним не стал, настоял на своем, —
сносился только со Стасовой».
Такова версия самого Рейха. Однако объективное рассмотрение
произошедшего между Пятницким и Рейхом конфликта выявляет
совершенно другую картину. Дело было, конечно, вовсе
не в том, что Пятницкий являлся «невозможным человеком» и
что «с ним никто не мог сработаться». Почти год, ссылаясь на
конспиративный характер работы, Рейх уклонялся от предоставления
Пятницкому отчетных документов за 1920 год. «По понятным
причинам я с начала своей деятельности не веду бухгалтерских
расчетов», — писал Рейх Пятницкому 22 августа 1921 года.
Дальнейшая их переписка свидетельствовала о нараставшей
напряженности в отношениях между председателем Бюджетной
комиссии Коминтерна и главным финансовым распорядителем
последнего. Двадцать первого ноября того же года Пятницкий
был вынужден прибегнуть к угрозе, что в случае дальнейшего
отказа выслать финансовые отчеты он обратится в Президиум
ИККИ. В ходе чрезвычайно сложного и запутанного расследования,
несмотря на все чинимые Рейхом препятствия, год спустя,
в ноябре 1922 года, Пятницкий предъявил Рейху следующие
обвинения:
« 1. Томас выдал Коммунистическому интернационалу молодежи
и германской компартии на 2 млн. марок меньше, чем указал
в своих расходных документах...
2. Томас скрыл от Коминтерна курсовую разницу около 5 млн.
марок, полученную в результате быстрого падения немецкой марки
по отношению к другим валютам осенью 1921 года.
3. Томас не внес в статью расходов 8 млн. 760 тыс. марок, полученных
им через торгпредство РСФСР, в Германии летом
1921 года».
Ознакомившись с докладом Пятницкого, Зиновьев понял, что
дело переросло размеры личной неприязни между Пятницким и
160 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Рейхом, и предложил обсудить вопрос на Президиуме ИККИ.
Вызванный в Москву Рейх отказался приехать, сославшись на
здоровье и «бессмысленную трату нервов». Более того, он заявил
о своей отставке с 15 декабря 1922 года и, хотя последняя
была отклонена Исполкомом, от ведения финансовых операций
Рейха все-таки отстранили. С начала 1923 года его функции перешли
к Елене Стасовой, которой Пятницкий безгранично доверял.
В Коминтерне была создана комиссия в составе старых большевиков
и друзей Пятницкого: М. Литвинова и А. Сольца, а также
немецкого коммуниста Э. Хербле.
17 февраля 1923 года Рейху все-таки пришлось выехать из
Берлина в Москву и предстать перед комиссией. 3 марта того
же года было вынесено следующее решение: «Комиссия констатирует
крайне легкомысленное отношение со стороны товарища
Томаса к пролетарским деньгам, а потому рекомендует Коминтерну
впредь воздержаться от порученных товарищу Томасу дел,
связанных с денежными операциями».
С этого времени Пятницкий взял в свои руки управление финансами
Коммунистического Интернационала и установил двойной
контроль за их использованием.
Однако зарвавшегося Рейха даже подобная мягкая формулировка
не устраивала. Обнаглевший авантюрист, используя свои
давние связи со всеми тремя руководителями Коминтерна, требовал
восстановить свое «честное» имя, грозя в противном случае
«бросить все дела», чаще всего издательские. Вскоре появился
документ, подписанный Зиновьевым, Бухариным и Радеком:
«На основании того, что мы до сих пор о Томасе знаем, у нас
сложилось мнение, что Томас лично — честный человек. С другой
стороны, он великолепно поставил дело издательства Коминтерна,
ломка коего была бы связана с громадным вредом».
В связи с этим заявлением было вновь возобновлено дело
Рейха. На этот раз сформированная для его расследования комиссия
действовала в Берлине. В нее входили полномочный посол
СССР в Германии Николай Крестинский (председатель),
руководитель КПГ Генрих Брандлер и представитель Украины в
Германии Владимир Ауссем. Накануне начала работы комиссии
Зиновьев направил Крестинскому личное письмо, в котором,
высказываясь против применения жестких мер по отношению к
Рейху, писал: «Я не вижу другого выхода, кроме как максимально
ускорить разбор дела и положить конец тяжелому и досадному
инциденту».
-->
У 1905—1906 роках був учасником бойової організації анархістів у Царстві Польському (Варшава).
1918 року працював співробітником місії Я. Берзина у Швейцарії.
| |||